Утомленное солнце. Триумф Брестской крепости - Страница 9

— В училище-то — помните? — продолжает Мохнач. — Досрочный выпуск, досрочный выпуск… А в Минск приехали и вроде нас здесь особо не ждали? В Брест прямо спихнули… Ну ладно, все позади.

— Я смотрю, и пистолет тебе выдали? — с улыбкой спрашивает Дамарацкий.

— Ну! — радостно подтверждает Мохнач. — А то приходилось с пустой кобурой по городу рассекать.

Младший лейтенант вынимает из кобуры предмет своей гордости и торжественно демонстрирует его всем присутствующим.

— Вот, старшина на складе вручил, по особому блату — немецкий, «Вальтер-ПК»! — улыбка Дамарацкого становится еще шире. Мол, чем бы дитя не тешилось… Но Мохнач не замечает откровенной подначки приятеля и гордо продолжает. — И бинокль шестикратный, «Карл Цейсс-Йена», с красной звездой! У нас же с немцами дружба! Вот и снабжают…

Бинокль, как до этого пистолет, идет по рукам. Особенно долго его вертит в руках младший лейтенант Вячеслав Смагин.

— Видали? — радуется Мохнач. — Славка, не лапай! Вам, связистам, такое имущество не положено! Я не жадный, я хозяйственный. Как все бульбаши!

Приятели ржут в голос, а Мохнач грозно хмурит брови, но через секунду присоединяется к смеющимся.

— Когда ценный оптический прибор обновишь-то? — подкалывает неугомонный Дамарацкий.

— У нас в понедельник учения за городом, вот! Буду командовать! — пыжится Мохнач.

— О как! — делано удивляется Дамарацкий. — А тема какая?

— Военная тайна! — громко отвечает Мохнач. Приятели снова ржут, и младший лейтенант «сдается». — «Рота в обороне». Будем копать индивидуальные стрелковые ячейки — от забора и до обеда. Ну, ладно… Кто со мной в Дом Красной Армии? Так, Славка готов… Коля, ты идешь?

— Отстань, аспид! — укладываясь на койку, отвечает Дамарацкий. — Мне завтра в восемь ноль-ноль надо быть на полигоне. Мы, пулеметчики, народ технический, не то, что вы, крупа косопузая! Хоть выходной, а все при деле!

— И чего это вас от отдыха оторвали? — удивляется Мохнач.

— Пулеметы новые смотреть будем. «ДС», Дегтярев-Станковый. Ты, по серости своей, о таких, поди, и не слыхал?

— Уж куда нам, дуракам, чай пить! — разводит руками Мохнач и тут же подкалывает Николая. — Зато вот пистолета тебе так и не выдали!

— А зачем мне пистолет? — с усмешкой отвечает Дамарацкий. — Пивную бутылку я зубами откупориваю, без помощи затворной скобы…

Приятели снова ржут. Молодые здоровые ребята, им палец покажи — ржать будут…

— А вот тебе без пистолета никак нельзя! — продолжает насмешник Дамарацкий.

— Это еще почему? — предчувствуя новую подколку, подозрительно спрашивает Мохнач.

— Потому как пошлындаешь ты сейчас в ДКА, или на танцплощадку в парк «КИМ», снимешь там барышню… кто же против твоего бинокля устоит! — объясняет Дамарацкий. — К нам в комнату ты ее не потянешь, потому как стеснительный донельзя!

Слушатели грохают от смеха. И громче всех смеется сам Мохнач. А неугомонный Дамарацкий неторопливо продолжает.

— Значит, куда? На берег речки… А как скинешь галифе, так комары тучей и налетят на твою голую… гм-гм… вот и «пестик» пригодится — от комаров отстреливаться!

Народ в комнате уже не ржет — стонет от смеха. Мохнач швыряет в Николая подушкой.

— Завидуешь? Завидуй молча! — отсмеявшись, говорит младший лейтенант. — А мы пошли! Давай, Славка, вперед!

И лейтенанты, во всем своем великолепии, отправляются на поиски вечерних приключений…

21 июня 1941 года. 21 час 12 минут.

Брест. Поле у железнодорожного переезда

На краю поля, среди кустов, биплан «Р-5 ССС» с пограничной зеленой окантовкой красной звезды.

— Ты понял меня, Степанов? Долетишь до Минска, только долети, я тебя ПРОШУ, немедленно в штаб! — говорит Богданов внимательно слушающему его летчику. — Дежурному скажешь пароль «Воздух», он должен немедленно соединить тебя с Наркоматом. Доложишь лично товарищу Берии — все, что я тебе говорил, слово в слово… Только долети, я тебя ОЧЕНЬ прошу!

21 июня 1941 года. 21 час 18 минут.

Брестская крепость. Северный остров. ДНС № 5

Полковой комиссар Фомин Ефим Моисеевич, заместитель командира по политчасти 84-го стрелкового полка, устало ступая по посыпанной желтым песком дорожке, нежданно-негаданно возвращается домой.

Жена Августина только что уложила сына Юру и немало изумлена его приходом — ведь этим вечером он должен был уехать в Даугавпилс, в подотдел партполитпропаганды политотдела 23-й стрелковой дивизии, куда переводился начальником…

— Понимаешь, Густа, странное дело — на вокзале нет билетов ни на один поезд на восток, ни в мягкий вагон, ни даже в бесплацкартный! — объясняет Ефим, устало снимая сапоги. — Просто толпа народа из города уезжает. Представляешь, весь вокзал забит — и центральное здание, и перроны Московской и Граевской сторон. Причем едут одни женщины и дети… Комендант ВОСО ничем помочь не смог, разве что завтра, говорит… Ну, чего я ночь на вокзале делать буду? Завтра встану в пять утра… Да военному коменданту, честно говоря, не до меня было — там на грузовом дворе пограничники кого-то отловили…

— Ой, а у нас здесь тоже стрельба была, НКВД кого-то гоняло по крыше! — отвечает Августина и встревоженно спрашивает: — Фима, может, нам тоже уехать? К маме, в Житомир?

— Ты что, Густа! Ты же жена коммуниста! Как ты можешь такое говорить? — с возмущением говорит жене Фомин. — Подумаешь, НКВД кого-то гоняло… они вечно чертей ловят, как мой дядя Додик после Пурима… Это все полная ерунда!