Утомленное солнце. Триумф Брестской крепости - Страница 84

И движение на дороге прекратилось…

То сначала хоть ездили, и Поплавский авторитетно показывал, где «Хозяйство Макаренко», а где — «Хозяйство Лобанова», а как солнце за верхушки деревьев зашло — как обрезало. А там, глядишь, ночь… Интересно, в этом лесу волки водятся?

Не праздный вопрос. Потому как из оружия у красноармейца был только штык-нож к польской винтовке… Сами винтовки им не выдавали. Потому как, по секрету сказал знакомый писарь, считались бывшие польские подданные… того… нелояльными. А разве Анджей виноват, что родился в панской Польше?

Костер бы развести… все веселее Анджею было бы… да он по младости годов не курил и потому серников в кармане не имел.

Скучное дело… «Матка Бозка, помоги, а? Ну хоть что-нибудь пошли из еды!».

Слева, куда еще днем ушел старшой, послышался рокот мотора…

«А вдруг… это германы?» — холодной волной ворохнулась под пилоткой страшная мысль.

Много же он своим штыком навоюет… На всякий случай Анджей спрятался в придорожных кустах.

На дороге показались темно-зеленые броневики, под белой окантовкой башенок — красные звезды…

«Езус-Мария, наши!» — красноармеец выскочил на дорогу и приветственно замахал руками.

Передний броневик, обдав Анджея клубом пыли, остановился… Из лязгнувшей броней дверцы выглянул командир в танковом шлеме и кожаной куртке.

— Эй, боец, ты чей?!

— Красноармеец Поплавски, пан… то есть товарищ командир! Регулирую дорожное движение!

— Молодец. Один, что ли, регулируешь?

— Так есть… то есть было нас двое, один ушел…

— Сбежал, что ли?

— Нияк нет, товарищ командир, как можно, он за едой пошел… уже давно…

— А ты, значит, остался… Так, боец, что в Бресте, что в Кобрине?

— Наши там, товарищ командир. Бьют германа!

— Это хорошо. А мы ваши соседи — Юго-Западный фронт, 41-я танковая дивизия, идем к вам на подмогу… Ну что, боец, может, с нами поедешь? Что ты тут один торчишь, как… перст?

— Не можно нияк, товарищ командир, на посту я есть…

— Ишь ты. На посту… Ну стой, стой на своем посту, охраняй дальше свой столб… Давно стоишь?

— С утра, товарищ командир…

— Ладно, бывай, мы поехали… — Командир отвернулся от Анджея, порылся в своей сумке. — На, боец, держи…

Зарычав, броневик покатился дальше на Кобрин… вслед за ним двинулась длинная моторизованная колонна.

Анджей, глотая голодные слюни и печально рассматривая врученную ему командиром банку тушенки, с досадой протянул:

— Эх, дурак я… Надо было у Матери Божьей еще и хлебца попросить… и открывалку…

Дева Мария все так же ласково улыбалась Анджею и продолжала молчать…

«Надуманная драма! — воскликнет недоверчивый читатель. — Ведь у Анджея на поясе висит штык-нож»…

Дорогой друг, дело в том, что восемнадцатилетнему романтическому юноше — поляку, с его до идиотизма рыцарским отношением к исполнению воинского долга, и в голову не придет, что ОРУЖИЕ можно использовать для такого прозаичного дела, как откупоривание консервов… Он ведь на этом оружии клялся честно служить Советам и тайком от замполита в костеле Святой водой его окропил… Это все равно, что от лампады прикуривать!

В Америке, например, такое поведение посчитают польской тупостью…

...

…Это же место, этот же день и это же время.

Истекающий кровью, израсходовавший последние боеприпасы, 115-й стрелковый полк 75-й стрелковой дивизии, с развернутым Боевым знаменем пошедший в последнюю штыковую атаку, полег весь под местечком Гвозницей…

Через Медну и Бродятин хлынувшая в прорыв боевая группа 4-й «панцер-дивизион», получившая возможность ударить на Кобрин с юга, достигла перекрестка шоссе Брест — Ковель и Малорита — Кобрин (отметка 152.4).

Вовремя схоронившийся красноармеец Анджей из своих кустов наблюдал, как промчавшийся по дороге на Брест немецкий танк походя снес «голубец», потом притормозил, и соскочивший на землю «герман» в черном комбинезоне стал мочиться на икону. Шутка такая, немецкая, весьма незатейливая… Выскочивший на дорогу юноша, отчаянно размахивающий своим штык-ножом, был мгновенно немцами застрелен.

А немецкий танк поехал себе дальше….

И никто не увидел, как по щеке Девы Марии скатилась кровавая слеза…

23 июня 1941 года. 21 час 27 минут.

Лесная дорога Каменец — Пружаны, не доезжая Речицы

Гудериан понял, что его явно дезинформировали. Это был не завал!

Если бы герр командующий лучше учил русскую историю, то знал бы, что это лесное ЧУДОВИЩЕ носит название «Die Zaseka». Традиционное русское сооружение.

В том месте, где дорога сужалась и переходила в устье оврага, спиленные на высоте груди толстые лесные стволы крест-накрест, вершинами на Запад, образовывали непроходимый, ощетинившийся сучьями препон — из-за которого еще нашим предкам так удобно было во времена оны выцеливать гарцующую европейскую мишень…

Единственным отличием от классики жанра было то, что нынешняя засека была еще и щедро перевязана колючей проволокой… Хорошо бы было ее и заминировать… но чем? Спасибо товарищу Кулику… сердечное спасибо от немецкой армии!

…Несколько пулеметных трасс MG-34 погасли в лесном сумраке. Русский лес в ответ угрюмо молчал.

Посланные солдаты, обшарившие округу, вернулись, испачканные смолой, исцарапанные, искусанные оводами и мокрые от пота, несмотря на вечернюю прохладу. Это пока были все немецкие потери…

Однако Быстроходный Гейнц не стал ждать, пока саперы растащат эту преграду. Он кожей чувствовал, как уходит драгоценное время, и это нетерпение просто швырнуло его вперед. Оттолкнув услужливо кинувшегося помогать «гефрайтора», герр командующий полез на завал, переступая по толстым ветвям, как по ступеням.