Утомленное солнце. Триумф Брестской крепости - Страница 80

— Дзень добрый, дядьку! — вежливо сказал Корж.

— И Вам не хвараць, люды добры…

— С видкеля будете?

— Та-а… калгасп «Червоний пахарь»… галава сельрады.

— И далече?

— Та-а… у Пружани… А вы кто, звиняйте, калы часом абидел, будете?

Корж достал из кармана красную книжечку. Дядька с вниманием изучил удостоверение, потом внимательно сверил фотографию с Васиным лицом и с удивлением, радостно сказал:

— Та-а… а я зразумел, шось ты букхалтер аль щетавод… с райфо… Так я ж да вас, хлопци!

И развязав бечевочку, высыпал на дно телеги из мешка целую кучу смятых казначейских билетов Госбанка С.С.С.Р. И рассказал изумленным чекистам любопытнейшую историю…

Началось все еще в середине мая. В сельский совет приехали на машине (с минскими номерами — подчеркнул председатель) двое в форме РККА. Показали удостоверения, честь по чести… и заключили официальный договор, с приложением круглой гербовой печати, о том, что «Управление особого строительства Западного Особого военного округа» нанимает на работу местных жителей для… Естественно, секретных работ на этом особом строительстве.

Хоть работ по летнему времени в колхозе «Красный пахарь» было предостаточно, да любит народ свою родную Армию, освободившую их от панского гнета… Да и платить обещали прилично… И платили. НАЛИЧНЫМИ!

И это первое, что председателя насторожило. Обычно, если, например, для Инженерного управления лес-кругляк заготавливали, так заключали договор с колхозом, перечисляли ему деньги на расчетный счет, а уж колхоз через своего счетовода деньги работникам выплачивал… И не в таких размерах! Гораздо скромнее…

А во-вторых, строить стали аэродром в глухом лесу. Ну, где чего строить — дело военное… Да только всем вокруг известно, что аэродромы строят зека, совершенно бесплатно…

Вот, у председателя кум в Пружанах в сильпотребспилку залез, ради шутки, бутылку «Столичной» выпил да и уснул на прилавке — теперь год будет на аэродроме в Кобрине лопатой махать. Потому как повесил на кума вороватый завмаг все свои недостачи.

Ну ладно… Построили крестьяне аэродром. А вчера слышат — гудят моторы…

Председатель в лес осторожно заглянул, а на росчисть садятся трехмоторные авионы… с крестами на крыльях… И выгружают солдат в серо-синем, мотоциклы, пушки маленькие-маленькие… Такие дела.

— Мы деньги эти поганые собрали — да поехал я в Пружаны, в райотдел милиции…

— Дядя Фима, что делать будем? — встревоженно спросил у старшего товарища Корж.

— Ты, Вася, чем командуешь? А, истребительным отрядом! Вот и истребляй гадов! — решительно и совершенно спокойно ответил Фрумкин.

23 июня 1941 года. 21 час 10 минут.

Узловая станция Жабинка. Остановочный пункт № 80 магистрали «Брест — Москва»

Жабинка не горела. Она уже очень давно, еще прошлым утром, была сожжена. Почему очень давно? Время на войне идет совершенно по-другому.

Давным-давно прошли те времена, когда в уютном, салатово-зеленом вокзальчике коротали время пассажиры, следующие кто в Гомель, кто в Витебск, кто в Пинск, а кто и в самую Москву.

Теперь от вокзала остались две стены, сошедшиеся углом. Даже сирень перед входом сгорела. Только чудом уцелела ажурно-чугунная лавочка, на которой тщетно ожидал своих потерявшийся солдатик. Да и что ей, чугунной, сделается? Впрочем, стальные рельсы на второй пути аж закрутило винтом…

В отличие от Варшавского шоссе, которое немцы не бомбят (а только обстреливают и штурмуют), «железку» долбают бомбами нещадно. Может, потому, что немедленно использовать ее не могут?

Маленький секрет, не известный сейчас советскому командованию. На станции Тересполь стоял специальный поезд, с уникальной путерасширительно-выправочно-подбивочной машиной. Длинно? А по-немецки так и вообще на полстраницы! Так эта машина должна была перешивать колею на европейский, общечеловеческий формат, потому как у Иванов все не как у людей. Причем перешивать со скоростью километр в час! Если бы возвращаясь с бомбежки, случайный русский ДБ-ЗФ, не найдя другой цели, не уронил бы на нее пару ФАБ-250. Не сдюжила европейская машина…

Поняли немцы, что в ближайшие дни им в поездах по России не кататься. Вот и бомбят.

Со стороны Бреста-Московского осторожно подкатывает санлетучка — впереди две платформы с инструментом. Затем иссеченный осколками паровозик героической серии «Ов», который легче всего из-под откоса доставать да на рельсы опять ставить. А за ним пара вагонов пригородного сообщения, тоже все в дырах, с торчащей щепой, с разбитыми стеклами.

Тетечки в черных железнодорожных гимнастерках, из НКПСовской путевой больницы, осторожно принимают стонущих ранбольных.

Начальник вокзала, в почерневшем, когда-то белом кителе, с обгоревшей полой, принимает у машиниста бронзовый жезл и спрашивает:

— Петрович, что там в Бресте-то?

— Ох, Василь Дмитрич, там — хуже! — выглядывая из окна будки и косясь одним глазком на небо, отвечает седоусый машинист. — Много хуже! Самое главное — из путейских никого! Начальника дистанции убило, комендант ВОСО незнамо где…

Начальник вокзала удивленно спросил:

— А кто же тебе жезло давал?

— Да… Бознащо… — пожимает плечами машинист. — Какой-то политрук Махров там теперь за старшого… Гутарят, что женок да деток комсостава в тыл провожал, а опосля, как проводил, все руководство на себя принял. А так ничего себе мужик, головастый, только ругаеццо жуть как — я таких слов еще не слышал!