Утомленное солнце. Триумф Брестской крепости - Страница 29

22 июня 1941 года. 04 часа 28 минут.

Небо

В небе над Брестом кипит ожесточенный бой.

Взлетевшие по тревоге с аэродрома Пружаны, прикрытые «чайками» 123-го ИАП на взлете, И-16 (28 и 29-й серий) из 33-го ИАП, прорываясь сквозь заслон трассирующих пуль, выпущенных бортовыми стрелками, успешно громят из ШВАКовских пушек вражеские бомбовозы, возвращающиеся из налета на Кобрин и Пинск…

Эскорт немецких истребителей на «верхних этажах» в это время крепко сцепился с МиГ-3…

Нашим изрядно достается…

Впрочем, достается и эскорту.

— Ахтунг! Рата! Рата! Супер-Рата!!! — завывает кто-то в эфире, и тут же его вопли сменяются хрипом и бульканьем… а ты не загоняй «крысу» в угол, «испанец» хренов!

Все небо — в парашютах, как будто высаживается воздушный десант.

22 июня 1941 года. 04 часа 29 минут.

Аэродром под Брестом

На аэродром, вздымая пыль, отсвечивающую кровавым в свете восходящего солнца, буквально плюхается изуродованный истребитель… Мотор глохнет прямо на посадочной полосе.

Из кабины с трудом выбирается мокрый, как мышь, майор Сурин… пот так пропитал его гимнастерку, что кажется, будто на летчика вылили ведро воды. Тяжко пришлось человеку, да…

— Эк вас, товарищ командир, отделали… — Старший техник эскадрильи Виктор Петрович Шуль только головой покачал, потом добавил осуждающе: — А что, никак нельзя было поосторожней с аппаратом обращаться?

— Можно. Можно было его даже в сейф запереть… — Грустно, бесцветным от нечеловеческой усталости голосом, утирая сорванным летным шлемом пот, обильно заливающий его измученное лицо, ответил технику Сурин и, с надеждой, спросил: — Почините?

— Знамо дело, конечно, починим… — солидно ответил Шуль, — к завтраму аэроплан будет как новенький…

— Завтра? Да мне сегодня надо, сейчас!

— Сейчас, товарищ командир, никак не получится! — авторитетно заявляет Шуль. — Тут одних дырок замучаешься латать, и мотор надо обязательно перебирать… Завтра. А вы, товарищ командир, вот пока на новеньком «ястребке» слетайте…

— Ты что говоришь-то? — возмущается Сурин. — К ним же ни бензина, ни снарядов в полк не поступало! Водой, что ли, ты его заправишь?

— В полк такого высокооктанового бензина действительно не поступало, это правда, а у меня все же трохи есть… — хозяйственно роняет Шуль. — И снаряды мало-мало, а маем… а може, и немало!

Советский летчик может с успехом летать на всем, что может летать, и с некоторым душевным напряжением — может летать на том, что летать не может в принципе…

А здесь: «Говно вопрос: винт спереди, стабилизатор — сзади, столовая летно-подъемного состава — на прежнем месте, да отчего же и не полететь…» (Марк Галлай).

К пяти утра майор Сурин уничтожил на новеньком «Яке» свой первый фашистский самолет — из четырех, сбитых им в этот самый долгий день…

День, который ему не суждено было пережить…

Уже под вечер, тяжело раненый в неравном бою, он не покинул с парашютом современный истребитель, так нужный на фронте. Собрав всю свою железную волю в кулак, он пилотировал машину до аэродрома и умер уже на земле после посадки…

...

«Утомленное солнце нежно с морем прощалось…»

22 июня 1941 года. 04 часа 30 минут.

Левый берег Буга. Район маетка Постышей. Напротив участка 11-й пограничной заставы

Немцы-затейники явно собираются применить очередную «вундерваффе».

На этот раз это танки T-III, оборудованные приспособлениями для подводного хода. Разрабатывался этот забавный «девайс» для операции «Морской Лев» — ну, мол, подойдут десантные баржи к Дувру — и прямо на дно Канала спустятся эти самые танки… и пойдут к британским меловым утесам…

Мечта.

Вместо волн Северного моря — зеленовато-мутная вода Буга… а вместо цивилизованных, культурных англичан — известно кто! Варвары-с…

Установлены мачты с трубами, проводящие воздух к двигателю, и вот первое чудо враждебной техники скрывается под водой, только мачта торчит… И красный буек за ней тянется. Буек приближается все ближе и ближе к берегу — вот уже мачта начинает подниматься из воды…

«А ручка-то ВОТ ОНА!»(с)

Сюрпри-и-из!

БК-031 даже не стреляет на первых порах, а просто на полном ходу сшибает оголовки воздуховодных мачт подводных танков.

Раз, раз, раз… мачты плюх, плюх, плюх… немецкие танки бульк, бульк, бульк…

Первый в истории войн случай — катер тараном топит подводные танки…

Но переправа на этот раз прикрывается, немцы на грабли дважды не наступают.

Это батарея самоходок «панцерягеров» — 4,7-см пушки на гусеничном ходу, сработанные чехословацкими «борцами Сопротивления» («Мужественные» рабочие заводов «Шкода» в знак протеста ходили на работу в черных рубашках, но при этом трудились на фашистов всю войну усердней усердного). Гремят вражеские залпы в упор.

Через несколько минут отважный БК-031 пылает, как Божья свеча.

Родной советский берег рядом. Рукой подать…

Никто не осудит — и так моряки сделали больше, чем могли. Выходите из боя, ребята!

Но у вражеского берега пытается раком вылезти на сушу недотопленный танк…

И командир — среди соломенно-желтого огня, озаряющего в простреленной рубке прекрасное девичье лицо, наполовину срезанное с одной стороны осколком, так, что выбитый левый глаз повис на каких-то красных нитках — разворачивает штурвал на врага и сквозь кровавые пузыри, пенящиеся на губах, отдает свой последний приказ:

— Братва! Все за борт! ПОЛУНДРА!