24 июня 1941 года. 16 часов 10 минут.
Брест. Крепость. Земля и небо. Аппарат «Бодо». Лента
«Здесь Гаврилов. Здравия желаю».
«Здесь Сандалов. Здравствуйте товарищ майор. Как там у Вас?»
«Противник форсировал Буг прорвавшись Северный остров однако остановлен рубеже Восточный форт — казармы 125-го полка. Сейчас надо мной перекрещиваются снаряды со всех сторон света такое ощущение что мы уже окружены. Кругом стоит канонада которой сплошной гул в ушах. В настоящую минуту идет такой концерт что карта на столе подпрыгивает сотрясения. Помощь еще не подошла. Хорошо бы нам продержаться на Северном хотя бы до ночи как видно за нас взялись всерьез.»
«Вам пошли птички. Были ли у Вас?»
«Только сейчас были. Бьют по дальним подступам. Не совсем то что нужно. В настоящую минуту крайне необходимо работать по артпозициям по их минометам по танкам и скоплениям пехоты меньше — по скоплениям машин, так как идет открытый бой. Вообще птички работают прекрасно смело дерзко летают прямо над головами но очень малый боезапас. Как только улетают то начинается старая картина. Однако при них куда спокойнее. Бойцы очень птичкам радуются кидают в воздух фуражки.»
«Держитесь изо всех сил. Противник переправился Буг также в районе Митьки — Аркадия, южнее Бреста но остановлен на рубеже Мухавец. Поэтому у Вас создалась видимость окружения. Послал Вам местную стрелковую команду народного ополчения. Хотя вооружены они слабо нет совсем артиллерии и минометов но они хотят и будут драться. Также послал Вам три подводы с зажигательными бутылками по образцу пограничников.»
«За бутылки спасибо. Ополченцев примем как родных тут каждый человек на счету. В случае чего если действительно окружат буду драться в Цитадели до последнего.»
«Надеюсь на Вас. Сейчас важно как можно дольше задержать немцев нам важен каждый час.»
Сообщение узла связи Брест — в Буховичи: «16 часов 15 минут. Проводная связь с Крепостью прервана.»
Это же время.
Город Брест, улица Московская, перекресток с улицей 17-го Сентября
Как взвыла, застонала Русь от боли,
Как взмыла, взмыла ввысь мольба,
Как оросилось кровью поле,
Слезою — каждая изба,
Как захлебнулось сердце злостью,
Как брызнул гневный свет из глаз,
Так хрустнули под ношей наши кости…
Так оперлась Страна на нас!
Впереди — куда уходила прямая как стрела улица (бывшая вообще-то последним отрезком Минского шоссе) все гремело, грохотало, ухало — как будто там работал громадный металлургический завод…
Над Крепостью стояло грибовидное, черное как ночь облако дыма и пыли, прорезаемое огненными вспышками разрывов. Смотреть туда было просто жутко, а тем более — туда идти…
Но добровольческий отряд ополчения шел бодро и энергично, даже старался идти в ногу.
В одном ряду с Володей Менжинским шагала невысокая, коренастая, скорее даже пышненькая блондинка очень решительного вида — из тех, что «слона на ходу остановит и хобот ему оторвет» (С. В. Царь. Поэма о женской красоте). На блондинке была странно знакомая Володе полувоенная форма. Вот только где он эту форму видел?
Откашлявшись, Володя вежливо спросил:
— Я дико извиняюсь, гражданочка, а как вас зовут?
— Никак! Обычно я сама прихожу, без приглашения, но с санкцией! — ответила гражданочка, мило улыбнувшись. — А крестили меня Надеждой!
— А еще осмелюсь спросить, где до войны служить изволили, если не секрет? — продолжа разговор, осторожно спросил Менжинский.
— Ну какой там секрет — в Брестской прокуратуре… Следователем! По особо важным делам… — улыбнувшись еще милее, ответила Надежда.
— Это по каким же? — переспросил Володя, конспиративно понижая голос.
— По убойным! — хихикнула Надежда.
Соломон, в кожаной тужурке и соломенном летнем канотье, до странности похожий на комиссара из незабвенной Народной Армии имени батьки Нестора Махно, строго прикрикнул на молодых людей:
— А-ттставить разговорчики! Подтянись! Шире шаг! Песню-ю… Запе-Вай!
И ополченцы грянули:
Скоро до Берлина мы дойдем!
Геринга мы в жопу отъебем!
Выебав сперва со свистом,
Перебъем мы всех фашистов!
Гитлера заставим хуй сосать!
И глядя на их колонну, почему-то хочется верить… Что ведь эти — действительно ЗАСТАВЯТ…
Это же время.
Крепость. Подвал кольцевой казармы 333-го стрелкового полка
Пламя пожара освещает лежащую на бетонированном полу раскрытую «Записную книжку командира» в зеленом коленкоровом переплете. Сквозняк перелистывает страницы. Заметки… про заготовку сена… ремонт сбруи… Обращает на себя внимание «Список красноармейцев, совершивших кражи». Потом — штрихи и загогулинки, которые оставляет человек, высиживающий скучные часы на партсобрании…
Затем как-то резко, без перехода:
1. Станков, пу. Доорганизоваться.
2. меропри (зачеркнуто) разбить участок.
3. Организовать охранение.
4. Наблюдение.
Следующая страница: 24.VI.41
Прибрать свой участок.
Умерших — собрать, оч. большие потери, тяжелая атмосф. от разложения трупов. Валит с ног малосильных и легкораненых.
Боеприпасы, малое наличие (?) где взорван склад поискать.
Исключит. тяжелое положение с ранеными, из-за отсутствия условий, медперсонала и медикаментов.
Запас продовольствия — только конфеты, печенье и сахар. Стало трудно с водой.
Далее в записной книжке идут только белые листы…